Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея (ЛП) - Мосян Тунсю
Подняв глаза от ущелья, где скрылся его дядя, демон бросил:
— Стой!
Шан Цинхуа, подволакивая пробитую голень, и впрямь собрался было улизнуть, однако от неожиданного окрика испуганно застыл.
Будучи пойманным на месте преступления [6], он не надеялся оправдаться, и впрямь снедаемый муками совести. Слыша, как поскрипывает лёд под тяжёлыми шагами Мобэй-цзюня, он обречённо закрыл лицо руками.
— Что ты делаешь?! — рявкнул Мобэй-цзюнь. Похоже, он был не на шутку разгневан: от обычного презрительного равнодушия не осталось и следа.
— Разве вы сами не велели мне больше не показываться вам на глаза? — виновато отозвался Шан Цинхуа. — Не в силах исчезнуть с ваших глаз полностью, я скрыл от вас хотя бы лицо.
Мобэй-цзюнь замахнулся — и заклинатель привычно обхватил голову руками.
После мучительно долгой паузы владыка демонов взял его за запястья, отводя руки от лица Шан Цинхуа, и вытянул их по швам, с трудом сохраняя терпение:
— Ещё раз так сделаешь — лишишься обеих рук!
Видя, что он едва не скрежещет зубами от гнева, Шан Цинхуа еле удержался от того, чтобы вновь закрыться, но ради своих верных рук, которыми сутками напролёт стучал по клавиатуре, не зная роздыха [7], он сумел подавить этот порыв.
Глядя на то, как он трясётся от ужаса, Мобэй-цзюнь раздражённо бросил:
— Неужто я и впрямь настолько страшен?
— Нет, что вы! — принялся заверять его Шан Цинхуа. — Просто под взглядом Вашего Величества мне всегда кажется, что вы собираетесь мне наподдать. Когда вы прежде, случалось, поколачивали меня, это меня не тяготило, но теперь, после того, как вы взошли на престол, всё изменилось. Нынче единое мановение вашей руки способно поднять бьющие о скалы волны и пробивать облака их осколками, так что, боюсь, я больше не вынесу ваших ударов…
— Замолчи и ступай за мной! — велел ему Мобэй-цзюнь.
Махнув рукой даже на инстинкт самосохранения, Шан Цинхуа вцепился в скалу подобно геккону [8]:
— Не пойду! Вернее, пойду, но не туда — я хочу вернуться домой!
— А если я позволю тебе ударить меня в ответ, — предложил Мобэй-цзюнь, — то ты не уйдёшь?
— Вместо того, чтобы, оставшись, подвергаться побоям трижды в день, я... Что? — наконец осознал смысл услышанного Шан Цинхуа.
Ударить?
Ударить в ответ?
Мобэй-цзюнь правда хочет, чтобы он ударил его в ответ?
Чтобы удержать его, Мобэй-цзюнь готов позволить ему ударить его в ответ?
Не в силах переварить всё это, мозг трясущегося от страха Шан Цинхуа принялся выстраивать бесконечные циклы подобных лесенок.
Мобэй-цзюнь недвижно стоял, вздёрнув подбородок, словно тем самым желал сказать: «Можешь ударить меня хоть сейчас, я не отвечу», однако краем глаза продолжал украдкой поглядывать на Шан Цинхуа.
Видя, что заклинатель не собирается применять силу, Мобэй-цзюнь, вроде как, обрадовался, хоть это и проявилось разве что в слегка вздёрнутых бровях.
— Что, не будешь? — наконец бросил он. — Время вышло — теперь тебе уже не дозволено бить. Идём.
«Погоди минутку, разве я говорил, что не буду? — возмутился про себя Шан Цинхуа. — Откуда мне было знать, что есть ограничение по времени?»
Бровь Мобэй-цзюня вновь дёрнулась в гримасе скрытого довольства, и он схватил Шан Цинхуа за руку, сорвавшись на бег.
— Ой, мамочки, больно! — незамедлительно заголосил тот. — Посмотрите на меня, Ваше Величество! Посмотрите!
Обернувшись, Мобэй-цзюнь узрел его окровавленную ногу.
Поразмыслив над этим, он попытался было поднять Шан Цинхуа на спину.
Перепугавшись до полусмерти, заклинатель взмолился:
— Пощадите меня, Ваше Величество! Пощадите! Если вы понесёте меня так, то я точно потеряю ногу!
— Что же мне делать? — растерялся Мобэй-цзюнь.
— Почему бы вам… — предложил Шан Цинхуа, смаргивая слёзы, — сперва не подыскать лекаря?
На это демон лишь недовольно прищёлкнул языком и, развернувшись, удалился.
Налетел порыв холодного ветра, заставив содрогнуться оставшегося в полном одиночестве Шан Цинхуа, который в изумлении застыл на месте подобно статуе [9].
Неужто господин… счёл его чересчур докучливым?
Однако спустя некоторое время Мобэй-цзюнь вернулся, неведомо как раздобыв ручную тележку, и «статуя» тотчас пришла в чувство.
Вид того, как второй по значению владыка Царства демонов, прекрасный в своей возвышенной непроницаемости, властитель рода Мобэй-цзюнь, не считаясь со своим положением, толкает побитую жизнью тележку, показался ему весьма забавным.
Потрясённый вздох Шан Цинхуа напрочь разрушил всю атмосферу.
Глядя на то, как на лбу Мобэй-цзюня пульсируют вены, заклинатель старательно нахмурился, принявшись причитать:
— Ох, ох!
После нескольких таких восклицаний демон подхватил Шан Цинхуа, посадил его в тележку и встал впереди, потянув её за собой.
Эта неказистая разболтанная тележка явно служила верой и правдой какой-то крестьянской семье — до того, как её присвоил Мобэй-цзюнь, в ней возили корм для скота, хворост или вёдра с помоями, но Шан Цинхуа восседал на ней, гордо подняв голову и источая ауру величественности [10]. Любой, кто не знал правды, мог рассудить, что перед ним — молодой чжуанъюань [11], который после долгих томительных лет тяжкой учёбы [12] наконец-то возвысился и теперь с фанфарами [13] направляется на пожалованную самим императором свадьбу [14].
Воистину, кармический круг замкнулся: при первой встрече с Мобэй-цзюнем он сам использовал тележку, чтобы оттащить бессознательного Мобэй-цзюня в гостиницу!
«Верно говорится в стихотворении: “Тридцать лет река течёт на восток, тридцать лет — на запад [15]”, — подумалось Шан Цинхуа. — И как знать, быть может, в следующем году скрипучее колесо тележки подвезёт нас к моему дому, ха-ха!»
Забывшись от блаженства [16], Шан Цинхуа приосанился [17] и, расхрабрившись, заявил:
— Я хочу поесть лапши!
Хоть лапша в исполнении Ло Бинхэ была невероятно вкусной, её также было до обидного мало [18] — можно сказать, она лишь раздразнила аппетит.
— Гм, — отозвался Мобэй-цзюнь.
— Тянутую лапшу, — уточнил Шан Цинхуа.
— Это можно, — лаконично бросил демон.
— И чтоб ты сам приготовил, — окончательно обнаглев [19], заявил Шан Цинхуа.
Тележка, дёрнувшись, остановилась — Мобэй-цзюнь замер на месте.
Чувствуя, что в воздухе внезапно потянуло холодом, Шан Цинхуа тут же пошёл на попятный:
— Я сам сделаю, разумеется, я сделаю! Ляпнул, не подумав, хе-хе…
«Ох, — выдохнул он про себя. — Что и говори, мечты — одно дело, а суровая реальность — совсем другое [20]…»
Спустя какое-то время тележка вновь медленно тронулась с места.
— Сделаю, — не оборачиваясь, заявил Мобэй-цзюнь.
Шан Цинхуа онемел от изумления.
«Что он только что сказал? Сделает? Тянутую лапшу? САМ?
Сперва Мобэй-цзюнь сам предложил его ударить! А теперь согласился сделать ему лапшу — что сегодня за день такой? Да это ж величайший день в его жизни!
И тут-то Шан Цинхуа принял окончательное решение!
Он вернётся к своему старому ремеслу.
И дерзкий псевдоним Сян Тянь Да Фэйцзи вновь взорвёт литературный мир [21]!
«Итак, что же мне написать? — Шан Цинхуа задумчиво похлопал себя по бедру. — Я слыхал, что почти весь тираж “Сожалений горы Чунь” Люсу Мяньхуа [22] разошёлся как горячие пирожки. Что если последовать этой тенденции?» — Хоть сам мастер считал своё творчество выше любых сравнений, при этом он хорошо понимал, что имеет смысл писать то, что лучше продаётся. Сян Тянь Да Фэйцзи всегда отличался умением держать нос по ветру, так что, видя, что какое-то направление набирает популярность, он незамедлительно брал его на вооружение!
Первым делом следует подобрать хороший «цепляющий» заголовок: скажем, «Секретные анналы пика Цинцзин», «Мой ученик неправдоподобно мил» или «Кто бы мог подумать, что уважаемый наставник может быть столь нежным» — что-то вроде этого; в любом случае, над этим ещё стоит поразмыслить. Пусть его стиль не дотягивает до Люсу Мяньхуа, это не главное — в конце концов, творчество Сян Тянь Да Фэйцзи набрало бешеную популярность отнюдь не благодаря стилю. Вдобавок мастер Самолёт не очень-то одобрял плоды её сотрудничества с тремя даосками. Как бы они ни изгалялись, Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ — всего лишь двое людей, так что тематика выходит чересчур узкой и в конце концов наверняка исчерпает себя. Сам он считал, что следует действовать смелее, отпустив фантазию на волю [23]: скажем, почему в «Сожалениях горы Чунь» речь идёт всего о двух обитателях хребта Цанцюн? А как же несравненный красавец Лю Цингэ — отчего же его обходят вниманием? А прямо-таки источающий благородство Юэ Цинъюань, прекрасный мужчина, денно и нощно пекущийся о благе своей дружной семьи [24]? А шиди Му и шисюн Вэй — раз они не признанные любимцы публики, то что же, вы считаете, что не стоит позволять им вариться в своих альтернативных пэйрингах [25], а то все читатели разбегутся?
